Мукусев. 20 лет спустя

На днях исполнилось 20 лет журналистскому парламентаризму страны. В марте 1990 года трое ведущих легендарной программы «Взгляд» получили депутатские мандаты. Среди них – старший (по возрасту) и самый заслуженный из «взглядовцев», последний романтик советского ТВ Владимир МУКУСЕВ. К его титулам можно прибавить: народный депутат РСФСР (1990 – 1993 гг.), член Комитета по правам человека Верховного Совета, инженер-конструктор, режиссер, кандидат политических наук, доцент кафедры кинотележурналистики Санкт-Петербургского государственного университета кино и телевидения, ведущий научный сотрудник Института искусствознания Министерства культуры РФ, преподаватель Московской Первой национальной школы телевидения Академии госслужбы при Президенте РФ, обладатель телевизионного «Оскара» – Высшей премии Американской телеакадемии «ЭММИ» и автор бестселлера – книги «Разберемся…».

Вся власть табуреткам?

Недавно беседовал с «Лысым» (любовное прозвище руководителя программы «Взгляд» Анатолия Лысенко. Е.Д.), и его тезис: в 1990 году в парламент можно было выбрать и табуретку, если эта табуретка стояла в студии программы, которую с восторгом и воодушевлением смотрело 170 миллионов зрителей.

– Начальником, а точнее руководителем программы «Взгляд», ее отцом-основателем, в прямом смысле слова крестным, давшим ей имя, был главный редактор Молодежной редакции ЦТ Эдуард Михайлович Сагалаев. Непосредственно подготовкой каждого выпуска занимались по очереди три главных выпускающих – Андрей Шипилов, Станислав Ползиков и Владимир Мукусев. А делался «Взгляд» в отделе, которым руководил Сергей Ломакин. Вот, собственно, и все начальники, которых ты, конечно, помнишь. А еще «Взгляд» делали три десятка первоклассных корреспондентов, режиссеров, а помогали им в этом прекрасные операторы, музыкальные редакторы, ассистенты, администраторы, то есть всего в нашей команде работали около семидесяти человек.

Но были во «Взгляде», как и в редакции в целом, люди, как говорили, «для мебели». Впрочем, «табуретками» их никто не называл. К ним относился и названый тобой,«руководитель». Смысл его существования сводился к выписыванию пропусков и вытиранию носов нашим молодым случайным и поначалу крайне неумелым ведущим. Сагалаев объяснял существование в редакции этого «ценного кадра» пожиманием плеч, киванием головой куда-то в потолок, при этом он бледнел, сжимал кулаки, а по скулам его ходили желваки. Так что, насчет выборов «табуреток» в парламент все это от удушающей злобы, зависти и ощущения бессмысленности прожитой жизни. Да и господин Ельцин вряд ли в 93-м расстрелял бы Верховный Совет, состоявший из «табуреток», а в 91-м никто бы не заставил людей защищать ценой своей жизни «табуреточный» парламент. Но это так, к слову…

Влад Листьев приговорил себя

– Первого марта 2010 года исполнилось 15 лет со дня убийства Влада Листьева. Ты был его наставником и товарищем. Когда ты видел его в последний раз?

– Январь 1991 года. В родной «молодежке» (Главной редакции программ для молодежи Центрального телевидения. – Е.Д.) идет разборка, суд, а вернее, судилище образца 37-го года. Организатор и главный судья – инструктор отдела пропаганды ЦК ВЛКСМ некто Александр Пономарев, сунутый к нам начальником редакции агонизирующей коммунистической властью. Подсудимые – я и мое интервью журналу «Огонек». В качестве присяжных несколько десятков моих коллег, с большинством из которых я проехал, пролетел и прошел не одну тысячу километров по нашей стране, работая более десяти лет бок о бок с ними. Радовался общим победам и переживал общие поражения. Дружил, учился, жил, одним словом. С ними сидят и наши молодые коллеги по «Взгляду», в том числе, Влад.

В упомянутом интервью я, возможно, излишне эмоционально рассказал о том, как умирает «Взгляд», редакция, журналистика в целом. Умирает, потому что появилась возможность не зарабатывать, а воровать деньги: с помощью заказных сюжетов («джинсы» по-нашему), рекламы гастролей попсы и просто рекламы. Появились даже коммерческие структуры, которые от имени «Взгляда» что-то продавали и покупали, не имея никакого на это права. Суда не получилось. А получилась коллективная трусость и предательство. Большинству это было очевидно, и они старались уйти, убежать, провалиться сквозь землю, лишь бы не встретиться со мной взглядом.

Когда все закончилось, я подошел к Листьеву и сказал: «Влад, послушай меня внимательно. Я готов забыть все, что сейчас произошло, и начать наши отношения с чистого листа. Предлагаю полететь тебе со мной в Новосибирск и создать там действительно независимую, в отличие от «ВИDа», новую телекомпанию. Местные ребята помогут с помещением и техникой. Я уже договорился. Перспективы фантастические: в идеале – десятки новых структур, объединенных в Ассоциацию независимых телекомпаний Сибири и Дальнего Востока. То есть, будем создавать альтернативу Гостелерадио СССР. Решайся. Едем». На что он, достав из кармана (впервые мною увиденную) нераспечатанную пачку стодолларовых купюр, риторически спросил: «Ты хочешь, чтобы я вот это променял на Сибирь?». При этом он глядел на меня поверх очков так, что, хотя мы были примерно одного роста, мне казалось, будто он смотрит сверху вниз, как на не очень умного, совсем больного человека, который не понимает элементарных вещей. Я уже знал, что учредительные документы созданного и мною «ВИDа» в тайне от меня подделаны. И я не только перестал быть одним из его руководителей, но моей фамилии нет даже в списке акционеров. Уже тогда это были большие деньги. Я сказал: «Знаешь, Влад, если так пойдет дело, вы рано или поздно перестреляете друг друга».

На следующий день я улетел в Сибирь и расстался с Останкино на многие годы. Забыл или, во всяком случае, постарался забыть моих коллег, так откровенно предавших меня. Да и сам разговор с Владом, который, как, оказалось, был последним. В следующий раз я увидел Листьева лежащим в гробу. Причем именно в тех же очках. Чья-то шкодливая рука надела ему, уже мертвому, эти очки.

– Многим смерть Владислава была на руку…

– «Cui prodest?» «Кому выгодно?» – главный вопрос со времен римского права резонно поставил перед собой и первый расследователь дела Листьева, следователь по особо важным делам Генеральной Прокуратуры РФ Борис Уваров. Понятно, что у него были десятки версий, но с самого начала он вплотную занялся финансовой деятельностью «ВИДа». И тут же встретил яростное сопротивление. Помнишь ту истерику на всех телеканалах и в газетах: «Убит Листьев. Прошел один день. Прокуратура молчит. Листьев убит, два дня, прокуратура молчит. Три дня, четыре дня и так далее». Вся Москва была буквально заклеена плакатами с одним словом: «Влад».

К сожалению, общей истерии поддались и трезвомыслящие журналисты. О «преступной» бездеятельности прокуратуры не писал тогда разве что ленивый. Ежедневно с самого верха от следственной группы требовали не работы, а отчетов с результатами. Все это действительно привело к коллапсу следственной группы. Робкие попытки получить хоть какие-нибудь документы из Останкино было практически невозможно. Следователи вызывали тех, кто был связан с Листьевым по работе. А в ответ получали в их телепередачах обвинения в бездействии. Дошло до идиотизма и издевательства. Уваров посылал свои вопросы в Останкино в письменном виде курьером. А в качестве ответа получал фотографии Листьева в гробу. Теленачальники откровенно издевались над следствием, чувствуя под кремлевской «крышей» полную безопасность. Тома дел Листьева ежедневно буквально вспухали от бесконечных рассказов типа, как я дружил с Владиком, людей, желавших помочь следствию, но не знавших фактически ничего. Обо всем этом мне рассказывал сам Борис Уваров во время многочасовой беседы со мной в прокуратуре, спустя примерно три месяца после трагедии.

И этот настоящий профессионал – «важняк», за плечами которого такие дела, как «узбекское», гибель теплохода «Нахимов» и сотня других, дал слабину. Вероятно, впервые в своей жизни он рассказал о самой перспективной с его точки зрения версии (о причастности к убийству коллег из ближнего окружения) и о том сопротивлении, с которым встретились следователи в газетном интервью. Реакция была мгновенной. Уварова отстранили от дела, а само дело было развалено. Продолжить расследование с огромным трудом пытались его коллеги. Максимального результата достиг следователь Петр Трибой. Но, по его словам, когда он практически вышел на заказчиков убийства, повторилась история с Уваровым. Кстати, именно Трибой задал мне сакраментальный вопрос: «Скажите, Владимир, как журналист, получавший в 91-ом 150 рублей в месяц, смог заработать в 95-ом 16 млн. долларов»? Действительно, Влад к началу 1995 года сосредоточил в своих руках значительные материальные средства компании. Тем, кто Влада устранил, надо было сохранить структуру, убрав оттуда Листьева, и только на убийстве и сосредоточить внимание следствия. Понятно, что это всего лишь мои домыслы, не более того.

– Ты не говорил об этом по горячим следам. Было же ток-шоу в вашей «взглядовской» студии.

– О смерти Влада я узнал, находясь в Нижнем Новгороде, из новостей. Это был шок. Полагаю, что он был у всех приглашенных в студию. Но он, этот шок, стал быстро проходить во время того прямого эфира. И вот почему. В нашей четвертой студии останкинского ТВ, «взглядовской», действительно, «взглядовской» студии, собрались человек сто – журналисты, политики, артисты. «Взглядовцев» было всего трое: Политок (Александр Политковский. Е.Д.), Дима Захаров и я. Понятно, что и вести этот эфир должны были бы мы. И нам самим было, что сказать.

И вдруг, как нанятый тамада на чужой свадьбе, в студии появился Евгений Киселев. Он начал отрабатывать некий сценарий, в котором, как выяснилось, места для нас, «взглядовцев», не оказалось. Когда мы это осознали, программа закончилась. Но прошел и шок. Я стал смотреть на происходящее совсем другими глазами. Я понял, что Киселева, скорее всего, использовали в темную. Так появилась первая версия – режиссеры этого «шоу» и режиссеры убийства – если не одни и те же люди, то, безусловно, связаны друг с другом. Косвенно эту версию подтвердил и великий Владимир Ворошилов (автор и режиссер программы «Что? Где? Когда?». - Е.Д.). После прощания с Владом он скал мне: «А знаешь, почему убийц никогда не найдут? Потому что их никто не видит, хотя они и стояли ближе всех к гробу». К сожалению, скорее всего, мастер был прав. Все, что происходило последние 15 лет в Останкино, отчетливо доказывает это.

Личное vs депутатское

– Листьев в свое время отказался от депутатской гонки. Как и когда ты узнал, что стал народным избранником?

– В три часа ночи мне позвонили из избирательной комиссии и сказали, что хотя подсчеты только предварительные, но отрыв такой огромный, что меня можно поздравить вполне официально. Толкнул жену, сообщаю ей новость. Таня сонно отвечает: «Никогда раньше не спала с депутатом». Весь пафос ситуации как бы приспустила. Оделись. Таганский гастроном едва ли не единственный в стране работал ночью. Купили армянского коньяка, закуску какую-то, приехали в избирком отмечать. Через пару дней все результаты были обнародованы в прессе.

– Супруга Таня Листова – мать тележурналиста Елизаветы Листовой?

– Да. И внучка композитора и пианиста Константина Яковлевича Листова, написавшего дюжину оперетт и песни, среди которых знаменитые «В парке Чаир», «Тачанка», «В землянке» и, как говорят мои студенты, хит всех времен и народов «Севастопольский вальс».

– А племянница твоя замужем за другим музыкантом?

– Да, Александра, дочь моей покойной сестры Светланы, вышла замуж за Константина Кинчева, лидера легендарной «Алисы».

– Я их, кстати, в свое время и познакомил. Мир тесен. Ты почти ничего, между прочим, не пишешь про семью в своей сенсационной книге «Разберёмся…». Какова реакция среди коллег на твой публицистический труд?

– Политковский на презентации книги в Доме Журналиста сказал: «Кто-то же должен был написать – про все, что мы пережили – правду. Написал Мукусев. Нормально». Мне было приятно, потому, что в устах Политка «нормально» это высшая похвала. Тираж разлетелся, как горячие пирожки. Так что, может быть, прав обозреватель «Литературки» Александр Кондрашов, сказав о ней, что это тот редкий случай, когда он рекомендует прочитать книгу всем. Он даже сравнил ее с исповедью и документом эпохи. Сам же я вижу ее очевидные недостатки, главный из которых – многословность, все-таки, почти 600 страниц. В соревновании с Интернетом можно победить не только смыслом, но и компактностью. Но, не скрою, мне приятно, что во всех мне известных вузах страны, где изучают филологию и журналистику, эту книгу рекомендуют как учебник. Сейчас я готовлю второе издание. Впрочем, все упирается в деньги. Будут спонсоры, будет и книга.

– Я помню твой рассказ о том, как февральскими ночами 1990 года люди на чёрных «волгах» пасли тебя, расклеивавшего предвыборные листовки, и зачищали «взглядовскую» агитацию. Как отношения со спецслужбами складывались у депутата Мукусева?

– Первый съезд Народных депутатов специальным решением создал что-то вроде комиссии по расследованию противодействия выборам КГБ. Наша комиссия была фактически первой попыткой поставить работу спецслужб под контроль только-только нарождающемуся тогда гражданскому обществу. И к чести чекистов, надо сказать, они хоть и с трудом, но шли нам навстречу. Они сами говорили, что хотят заниматься своим главным делом – безопасностью страны, а не сгнившего режима. То есть перестроечные процессы шли и в абсолютно закрытом до этого ведомстве.

Кстати, именно в то время Лубянка поделилась с нами и «святая святых» каждой спецслужбы. Именами некоторых телеинформаторов. Меня тогда поразили не фамилии тех, кто писал на меня доносы, а их количество. Сегодня все они при должностях, деньгах, обласканы властью.

Разобрались

– А как сложилась твоя судьба после 93-го? Я время от времени видел тебя на телевизионных экранах…

– Это были лишь короткие эпизоды на маленьких каналах: на РЕН-ТВ и ТВЦ. Ельцинский запрет доставал меня и там.

В начале 90-х Михаил Полторанин, тогдашний министр по печати, предложил мне возглавить Первый канал. Я согласился с одним условием – немедленная передача всех материалов проверок деятельности Останкино, проведенных по требованию Верховного Совета, в Генпрокуратуру. Согласно этим документам все, что происходило тогда на телевидении, имело юридическое название – мошенничество в особо крупных размерах. А попросту чудовищное разворовывание спонсорских, рекламных и бюджетных средств, бесконтрольная сдача студий под склады, распродажа дорогостоящей аппаратуры и техники. А с телеэкрана при этом неслось: «Мы сидим, а денежки идут». И многие миллионы бывших советских граждан создавали миллиардные состояния хозяевам финансовых пирамид. Полторанин на мои условия вроде бы согласился.

Но тут, же в некоторых газетах прошла информация, что я в запое, мало того, что у меня цирроз печени, и дни мои сочтены. Информация эта была любезно доведена до Черномырдина, и он, естественно, отказался от моей кандидатуры. С подобным черным пиаром я встретился еще раз через несколько лет, когда получил предложение одного из зампредов правительства возглавить вновь создаваемый холдинг ВГТРК. Уже существовал Интернет, и накануне рассмотрения кандидатур в сети появилась информация, что я болен СПИДом и заразил меня мой сексуальный партнер, одесский докер, негр по имени Чарли. Причем были указаны даже адрес больницы где-то на Соколиной горе и номер моей истории болезни. Одним словом, против меня уже работали настоящие профессионалы.

Понятно, что «узнав об этом», учредители нового холдинга мою кандидатуру отклонили, а начальником 2-го канала стал Швыдкой. Но все это – ерунда. Я горжусь тем, что стоял у истоков более 2-х десятков региональных компаний, в основном в Сибири. То есть я начинал настоящее Российское телевидение, а не сегодняшний отдел пропаганды по промыванию мозгов.

– Как родилась идея твоей сенсационной книги, и почему она названа «Разберёмся…»?

– В начале 2000 года уже работая преподавателем журналистики в одном из питерских вузов. Я наткнулся на книжку, в которой увидел целую главу, посвященную «Взгляду». Имя автора мне ничего не говорило, и я с удовольствием ее открыл и начал читать. Буквально через несколько страниц меня замутило и захотелось вымыть руки. Все, что там было написано, нельзя было назвать просто враньем. Это была грязная и изощренная провокация, рассчитанная на тех, кто во времена «Взгляда» был слишком мал, чтобы его помнить. Первым желанием было кинуть ее в печку или в мусоропровод. Но сработал инстинкт журналиста-расследователя. Я понес ее к своим студентам и предложил им на практике применить то, чему я их учил. Проверять и перепроверять даже, казалось бы, очевидные факты, не верить ни одному печатному слову без документального подтверждения, собирать информацию из всех возможных источников.

И что тут началось. Они сутками сидели в Интернете, искали в библиотеках, редакциях, архивах все то, что было связано не только с их учителем, не только с «Взглядом», но и со всей журналистикой эпохи перестройки. Я помогал им, как мог, отдав  все свои архивы с газетными вырезками, которые собирал мой отец много лет и сотни, случайно сохраненных писем во «Взгляд». Работа эта длилась несколько лет.

Группу возглавляла тогда моя ученица Оксана Лебедева, ставшая в итоге не только составителем, но и полноправным соавтором книги. В итоге мой первый выпуск уже не студенты, а молодые журналисты, преподнесли мне этот поистине бесценный подарок. Мою, точнее нашу общую книгу. Они – разобрались. Надеюсь, как и все те, кто ее прочитал. Сегодня мне не стыдно за моих учеников. Их немного, но это, действительно журналисты, а не представители другой древнейшей профессии.

Книга вышла в канун двадцатилетия «Взгляда» и того отвратительного скандала, который этот юбилей сопровождал. На очередной тусовке под названием “Вручение ТЭФИ” на сцену во главе с Любимовым поднялись люди, либо вообще никогда не имевшие отношения к «Взгляду», либо ничего, кроме вреда, ему не принесшие. Ему-то и была вручена заветная статуэтка. Зачем это было сделано, стало ясно через год, когда Познер тоже получил ТЭФИ. Коммерческий ларек «ты мне – я тебе» продолжает работать.

Век номер 21

– Думаешь, возможно появление нового «Взгляда»?

– Думаю, нет. «Взгляд» остался там, где была перестройка, гласность, Горбачев и все, что с этим связано. И когда сегодня появляются то «новые», то «русские», то еще какие-то «Взгляды» все это попытка завоевать зрителей на нашей былой популярности. Другое дело, что на экране нет ни одной телевизионной программы, которая стала бы, как когда-то «Взгляд», мостиком между властью и обществом, властью и страной, властью и людьми. А такой диалог необходим. Хотя бы для того, чтобы общество наше из электорального стада наконец-то действительно превращалось в общество людей, при том, гражданское.

– Как ты живешь сегодня?

– Живу в Москве. Работаю в Питере. На зарплату преподавателя жить сложно. Сдали квартиру и уехали в Подмосковье. Так что все нормально.

– «Преподователя»?

– Я – доцент (и по должности, и по званию) кафедры кино-теле-журналистики факультета экранных искусств Санкт-Петербургского Государственного университета кино и телевидения. В Москве (как кандидат политических наук) – ведущий научный сотрудник Института искусствознания Министерства культуры и преподаю в двух вузах: Гуманитарном университете телевидения и радио имени Литовчина и в Первой национальной телевизионной школе при Академии госслужбы (при Президенте РФ. – Е.Д.). Дисциплины, которые я преподаю, называются так: “журналистское расследование”, “основы творческой деятельности журналиста”, “журналистское мастерство”, “редактирование теле- и радиопрограмм”, “режиссура телевидения”. По приглашению различных учебных заведений, творческих организаций и союзов провожу мастер-классы. Последний прошел в Сибирском федеральном университете (по приглашению Хлопонина).

Часто участвую в теле- и радиопрограммах провинциальных теле- и радиокомпаний. В Москве и Санкт-Петербурге на фамилию Мукусев (на телевидении) – категорический запрет. Вот, собственно, и все.

ОТ РЕДАКЦИИ. Автор интервью Евгений Ю.Додолев планирует включить сегодняшнюю беседу в книгу «TVlution» («ТВлюция»), которую журналист готовит по заказу британского издательства к 20-летию распада СССР.


Евгений Ю. Додолев

Владелец & издатель.

Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Парад страстей
О разных любовях
Французский поцелуй Инны Субботиной
Понравилось. Продолжение следует
DVD-обзор
«Алиса в стране чудес»: Как глубока кроличья нора?


««« »»»